Гибель цивилизации

Как-то недавно ярко увиделось, что такое гибель империи и когда она началась. Скорее даже, гибель российской цивилизации. Конечно, можно говорить, что гибли народы, целые культуры, империи в истории неоднократно. Это так. Даже сама Русь, Россия в своей истории испытывала периоды упадка, бывала на грани исчезновения. Основной признак этого процесса – падение уровня культуры, одичание людей в нравственном отношении. Тем не менее, страна, территория, народ сохранялись. Язык, обычаи, национальные особенности существования людей, атрибуты культуры сохранились. Сохранились благодаря укладу жизни на земле, в определенной природной среде. Оторвите человека любой национальности от родной земли, от языка, переместите его в другой национальный уклад жизни, и уже в этом же поколении он может стать человеком с менталитетом другой национальности. Носителем русскости всегда был крестьянский уклад жизни, привязанный к земле. Даже если эта земля не была собственностью крестьянина. После войн, разграбления, уничтожения крестьянин всегда возвращался на землю, восстанавливал порушенное в соответствии с тем укладом, в котором привык жить. Так продолжали строить жизнь его дети из поколения в поколение.

Все прошедшие упадки России не были для нее катастрофичными, они не меняли уклада жизни основной массы населения – крестьянства. После 17-го года начался отрыв крестьянства от земли. Его лишили не просто права собственности на нее, оно и так по истории не всегда и не много имело прав на нее. Его лишили права выбирать, сохранять уклад жизни. В том числе и в соответствии с христианскими ценностями. Во второй половине XX-го века крестьянина лишили и естественной природной среды обитания безудержным вторжением в эту среду тех, кто жаждал бесхозных природных ресурсов. Естественный крестьянский уклад жизни пришел в полный упадок.

Вот это мне вдруг и увиделось, когда в силу необходимости оказался на занесенном снегом старинном деревенском кладбище. Основная примечательность этого погоста – развалины огромной, но даже еще и теперь стройной многокупольной приходской церкви. Не упал только один последний не главный купол с крестом. Церковь даже не одна, их две. Рядом небольшая зимняя. Вокруг по обычаю кладбище, когда-то обнесенное каменной оградой с красивыми воротами. Построилась церковь в конце XVIII-го века на средства местных прихожан. Поскольку и сейчас видно, что храм этот произведение архитектурного искусства, что средств на его возведение потребовалось немало, то можно заключить, что прихожане были люди не очень бедные. Даже если предположить, что пара местных помещиков были тогда основными жертвователями на строительство, все равно и остальные прихожане своими средствами и прямым участием внесли немалый вклад в культурное богатство своего приходского сообщества.

За церковной оградой жило небольшое село. Играло оно значительную роль в жизни не только прихода. Здесь жило мелкое местное купечество, ремесленники. Здесь регулярно проводились торговые ярмарки даже губернского масштаба. Как видно село было сосредоточием духовной, культурной и торговой жизни местного сообщества.

Все это я знал и ранее. Расчищая могилы предков от свалившихся деревьев, обратил внимание на одну особенность и развил свою фантазию в некотором направлении.

Кладбище заросло деревьями. Возраст их можно определить двадцатыми годами века XX-го. Именно тогда кладбище стало зарастать деревьями, особенно тополями. Похоже, что до этого их на кладбище вообще не сажали. Существовала определенная культура содержания и ухода за такими территориями. Хоронили здесь людей разных сословий. Существовал определенный порядок захоронений по родам и по поселениям. Более знатных и состоятельных хоронили ближе к церкви. Ограды вокруг могил не сооружали. Над могилой ставили обычно кованый железный крест, немногим – мраморную плиту с надписью. Еще сейчас можно заметить рядное расположение старых могил. Позднее весь порядок на кладбище был нарушен. Уже в 50-х годах я его помню как пространство густо заросшее рябинником, в котором встречались маленькие участки, расчищенные под очередное недавнее захоронение. Через развалившуюся и растащенную на кирпичи кладбищенскую ограду забредали коровы колхозного стада и раскладывали по могилам свои лепешки.

Аналогичную ситуацию можно наблюдать на многих местных сельских кладбищах.

Культура в этой деликатной сфере сельского уклада жизни начала утрачиваться сразу, как из сел, деревень была изгнана старая местная элита – остатки дворянской аристократии, купечество, духовенство. Элита, организуя уклад, свой быт, показывала остальному населению, как нужно устраивать жизнь. Остальные следовали примеру, образцу, либо просто подчинялись порядкам местного сообщества. Не стало элиты – все пришло в упадок, в конце концов, все развалилось.

Не стало культуры. Культуры не в том представлении, которое все время вдалбливала советская пропаганда – всеобщая грамотность, самый читающий народ в мире. Даже толковый словарь Ожегова, издававшийся в СССР, определяет культуру как совокупность производственных, общественных и духовных достижений людей. Именно множественность достижений общества и именно их совокупность. Согласно такому определению можно сомневаться в действительно высоком уровне культуры, к которому пришло советское общество в итоге преобразований, затеянных в 17-м году и плоды которых пожинаются по сей день.

На месте многих исчезнувших деревень, где жили предки, на месте кладбищ, где они упокоились, зияют карьеры по извлечению дармового песка для строительства дорогого, обширного, но все равно убогого по цивилизованным меркам жилья в близлежащем городишке. Потом эти ямы заполняются отвалами отходов сверхактивного потребления потомков этих же предков. Пляски на отческих гробах. Но зато в каждом городишке горит вечный огонь памяти на газу из неиссякаемых источников. Почитание героев ВОВ, еще революционеров называется патриотизмом. Патриотизм же, как поклонение всем предкам, как охранение их культуры, как часть собственной культуры, полностью отсутствует.

Только вертится в сознании все время какая-то ассоциация этих вечных огней с государственной компанией «Газпром».

Антагонизм мировоззрений

Хочется понять, что же так разъединяет людей. Почему такое неприятие мировоззрения, мироощущения других, такой антагонизм?

Наверно, все это больше связано с вопросами политики, устройства общества, взаимоотношений с властью. Но только на первый взгляд. При более близком знакомстве, узнавании фактов биографии, пристальном рассмотрении той среды, из которой вышел человек, начинаешь видеть не случайность некоторых черт характера, взглядов на жизнь, причем уже в бытовых, семейных, деловых отношениях, в отношении к природе. Зачастую это мелкие штрихи, черты, нюансы поступков человека. Но почему же антагонизм? В конце концов, все люди разные. По-моему, есть какая-то отправная точка в сознании индивидуумов, которая разводит человеческие сущности. Даже, точнее, не в сознании, а в восприятии окружающего мира.

Я человек далеко не молодой, даже не среднего возраста, скорее, пожилой. С самого детства и по сию пору самыми радостными, даже счастливыми ощущениями для меня бывают ощущения свободы в слиянии с Природой. Особенно движение в лесу, все более глубокого проникновение в него, лучше в полном одиночестве. Стремлюсь избегать встреч с людьми и даже приближаться к ним. Это нарушает состояние единства с окружающим миром.

На одном из больших форумов шел спор о необходимости воспитания детей с помощью детских организаций, подобных пионерской, даже о возрождении пионерии. Все участники устремились в воспоминания детства, о том, как были счастливы в пионерских лагерях. Я же в детстве каждое лето жил в деревне в абсолютной, полной свободе. Общался с деревенскими жителями, ребятами, пас с пастухами коров, помогал в делах. В паре километров располагался очень небольшой пионерский лагерь. Как же мне было невозможно представить себя на месте этих несвободных ребятишек, моих ровесников. Было жаль их. По детскому недоумию я презирал их. Это, несмотря на то, что режим в этом лагере был довольно-таки свободным: можно было встретить группы ребят, болтающихся по окрестным дорогам и тропам, ловящим рыбу в реке. На форуме я попробовал высказать свое отношение к раннему коллективному воспитанию. В том смысле, что ограничение свободы ребенка, жесткое регламентирование существования его, оправданное только подчинением коллективному, приводит к снижению у большинства детей индивидуального творческого потенциала, к формированию у одних лидерства, у остального большинства - подчиненности. А именно это в дальнейшем приводит к стремлению одних властвовать над людьми, а других безропотно подчиняться. Это рабская психология тех и других. Никто на форуме не понял меня, даже не попытался понять.

У меня самого никогда в жизни не возникало желания властвовать над кем-то, управлять, командовать. Ни в армии, ни на работе, ни в семье. Я только понимал, что, выполняя какое-то дело, живя вместе в семье, в коллективе нужно договариваться друг с другом, объяснять другому свою позицию, свое понимание, свои интересы. И тогда все проблемы должны решаться, дела делаться. По взаимной договоренности. Но большинству людей необходимо, чтобы ими командовали, управляли или правили они сами. Это их внутренняя потребность, они без этого жить сами не могут. Я, конечно, в своей личной жизни, в отношениях с людьми имел и имею большие проблемы. Но я не хочу и не могу быть другим. Мне не нужна власть ни для себя, ни по отношению к себе.

Вот и вопрос в том, когда и как сформировалось во мне то, что сформировалось. Думаю, основа именно в детстве. Мной не командовали, не понукали, мою свободу уважали. Вспоминая свои школьные каникулы, я удивляюсь, что мне это дала деревня, причем, именно колхозная, казалось бы, забитая, униженная, лишенная прав советская деревня. Я понимаю, что я для нее был пришлый, не свой, внесистемный. Я не был включен в механизм колхозного производства, как все окружающие, не был подчинен ему. Он был не властен надо мной. Над всеми остальными, начиная от младенцев и кончая стариками, он таковым был. Но были и еще исключения кроме меня. И не только среди пришлых, временных, были и среди местных. Конечно, степень их зависимости была разная. Была местная колхозная элита и были не колхозники. Лесники, почтальоны, фельдшеры, учителя, работники маслосырзаводика. Их начальство было или далеко, или его было очень мало. Над ними как бы не было вертикали власти. Они подчинялись гораздо больше своим собственным потребностям, своему пониманию дела. В их повседневной жизни было больше свободы творчества в обыкновенных житейских делах. Конечно, в рамках тех ограниченных ресурсов, что им оставила государственная власть. Позволяло им это многокилометровое бездорожье, отделявшее их маленький мир ото всего остального. И пока эта изоляция сохранялась, они были другими.

В городе, даже маленьком такой свободы нет. Там нужно постоянно освобождаться для творчества и с помощью творчества. А для этого необходимо иметь к этому потребность и осознание своей внутренней свободы. Для крестьянина, попавшего в город, для любого обывателя это не доступно. Лишившись естественной свободы природной среды, такой человек теряет свободу навсегда.

Если теперь вернуться к размышлению о том, что людей больше всего разъединяет, то, думаю, что вот именно это мироощущение с потребностью независимости и свободы, как пищи и воды, у одних, и поиска себе хозяина, руководителя, вождя или потребности самому властвовать у других. И формируется то или иное отношение к миру средой существования человека, особенно в начальном периоде его жизни, в семье, школе.

Двум человекам, имеющим такие разные мировоззрения, практически невозможно найти взаимопонимание особенно в сфере человеческих отношений, включая и общественные. Поэтому не нахожу смысла в том, чтобы пытаться доказывать кому-то необходимость человеческих свобод. Для этого требуется изменение мировоззрения, а это можно сделать, только изменив общественную среду обитания.

Различие между сторонниками демократии и государственниками, приверженцами авторитарного управления государством в разном мировоззрении, сформировавшемся всей предыдущей жизнью, семейными отношениями, социальной средой. Они никогда не поймут друг друга.

Мировоззрение есть у каждого человека. Только у одних оно глубоко и всеохватно, просматривает множество сфер жизни, у других это маленький кусочек сознания о том, как удовлетворять свои чисто физиологические потребности.

Чтобы понять и, может быть, разрешить проблему противостояния, разобщенности людей, в частности, в России, нужно разобраться, понять разницу мировоззрений двух больших групп «мы» и «они». В первую очередь понять разницу условий формирования этих мировоззрений. Как и в чем выросли «они» и как – «мы». Как, благодаря каким условиям существования сформировалось мировоззрение о праве властвования одних над другими, о праве использовать ресурсы общества в своих личных интересах и присваивать их?

Молчаливое согласие на преступление

Старики говорят, что морозный февраль к ранней и теплой весне. Это хорошая весть. Холода уже надоели, да и длинная все-таки в наших широтах зима. Впрочем, не столько зима длинная, сколько лето короткое. Долгого настоящего тепла мало.

Вот уже солнце стало пригревать. С крыши капнуло. Дни пока солнечные, никаких февральских метелей, хотя снегу даже в поле немного. Наста совсем нет.

Снарядил тут старенькие лыжи, решил попытаться пробиться по своему деревенскому маршруту. От садоводства у города началась широкая охотничья лыжня, припорошенная снегом. Идти легко. Звериных следов много. Лоси, кабаны, зайцы, хори, куницы, белки, все отметились на снежном покрове. Мало лисы, видимо мор. Такое периодически происходит. Хотя корма для средних хищников полно – снег неглубокий, в нем множество мышиных отдушин.

Долго иду по просеке в подъем. В одном месте еле успеваю заметить метнувшуюся впереди через лыжню огромную живую массу в бурунах снега. Кабан. Вырыл себе окоп под елкой и лежал с ночи. Подпустил довольно близко.

Лыжня по пути ветвится, но я пока придерживаюсь выбранного направления. Дохожу до просеки газопровода и все - дальше человеческого следа нет. Лыжи у меня хотя и не беговые, широкие, но по пушистой целине идти тяжко. К тому же сапог на левой лыжине начинает периодически выскакивать из полужесткого крепления. Возвращаюсь на лыжню, спускаюсь на полкилометра обратно и ухожу по ответвлению влево. Уже этим путем дохожу до газопровода и снова облом – дальше хода нет. Обедаю из термоса, пью чай, сначала обжигающий, но мгновенно остывающий на морозе.

Решаю возвратиться на километр к руслу лесной речки, присмотреть место для сооружения кормушки для лосей. Вернее, не кормушки, а лотка из веток с козырьком от дождя для кусков соли-лизунца. Любимое и необходимое лакомство копытных. С осени в разливе русла и вдоль него наблюдал огромное количество сваленных бобрами стволов осины. Большинство уже были обглоданы до белой древесины лосями. Вот такой симбиоз. Скорее паразитирование лосей, потому что выгоды для бобров не видно никакой. Лоток хотелось разместить так, чтобы можно было самому подойти по возможности скрытно и понаблюдать за животными, сделать фотографии.

Добираюсь до берега, продираюсь сквозь ельник. На месте прихожу к выводу, что наилучшим местом для лотка будет открытое пространство между рукавами речки на крупных стволах старой ольхи. Не очень далеко от лесной тропы.

Единственно есть опасение, что при нынешнем разгуле браконьерства, полной свободе для разбоя в лесу концентрация животных у кусков лизунца привлечет людей с нездоровой психикой тяги к убийству. Раньше при строго определенных законом сроках охоты на тех или иных животных, звери инстинктивно привыкали к тому, что в определенный период они должны быть очень осторожны и избегать любых встреч с человеком, в другое же время могут кормиться и передвигаться относительно открыто. Это всегда чувствовалось в лесу. В периоды охотничьего межсезонья зверь зачастую не убегал от человека, был до смешного любопытен. Интересно, что такое было даже во время воспитания животными своего потомства.

Сегодня другие времена. Стреляют с дорог прямо из автомобилей, гонят зверя на внедорожниках, слепят в ночи мощными фарами. Самое поганое, что теперь стреляют почти в любое время года – разрешения на сроки охоты дают на усмотрение местной власти.

Буквально на днях в конце первой декады февраля, вышагивая по местной дороге, укатанной лесовозами, в одном месте заметил свежую торную тропу в ближние заросли крупного ольховника и осинника, росших вдоль русла ручья. Пройдя несколько шагов, понял, что по ней тащили на себе тяжелый груз, с которого капала кровь. Метров через пятьдесят, поднявшись на крутой противоположный берег ручья, под елью обнаружил следы преступления. Там лежала шкура, голова, внутренности молодого лося. Горбатый нос быт отрублен – видимо, деликатес вместе с языком. Какая-то хищная птица потащила ноги с копытами и они валялись чуть в стороне. Утоптанный снег вокруг был перемешан с кровью. Странно, что брошенный ливер никем не был тронут.

И еще на расстоянии пары километров дороги видел слегка припорошенные снегом глубокие человечьи тропы в ближние перелески, множество следов от широких охотничьих лыж. Видимо, там тоже происходили аналогичные расправы.

В этом же самом месте ровно год назад я наблюдал такую же картину, такую же кучу останков убитого зверя. Только лежала она почти у самой дороги. Кто-то позвонил в милицию. Результат был нулевой. Местная власть своего отношения к таким фактам никогда публично не высказывает. В двух местных газетах, на двух местных телевизионных каналах, в нескольких интернетовских форумах местного сообщества не только дискуссий, но осуждений подобных фактов никогда не бывает. Вообще все, что происходит в лесу, с природными ресурсами, публичному сколько-нибудь принципиальному обсуждению не подвергается. Это табу по молчаливому согласию всех.

Генетический раб

В местной газетке районного городка прочитал небольшую заметку. Называется «Рядом с президентом». Вот строки из нее.

«В составе делегации педагогов … мне посчастливилось уча­ствовать в официальной церемонии от­крытия Года учителя в России, которая состоялась 21-23 января в Санкт-Петербур­ге.

В работе Педагогической ассамблеи при­няли участие: высшее руководство Российской Федерации, руководители Федеральных и региональных органов управления образования, Ректоры вузов России, учителя различных районов страны - всего более 600 человек из 80 регионов России.

Первый день ассамблеи. Колонный зал университета им.А.И.Герцена. Звучит классическая музыка. В 10.30 - выступление Президента Российской Федерации Дмитрия Медведева. Как медленно тянется время до выступления главы России! Но вот стихает музыка, в зале – тишина. Все ждут появления президента страны. Проходит минута, вторая. Раскрываются двери в колонный зал и входят министр образования и науки Рос­сийской Федерации Андрей Фурсенко, мэр Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко_, члены правительства России. Они прошли в зал, сели на свои места.

И снова минуты ожидания. И вот в колонный зал входит президент России, поднимается на сцену, подходит к трибуне. Он приветствует гостей и участников педагогической ассамблеи и начинает говорить о нацио­нальной образовательной инициативе "Наша новая школа". Я сижу в зале и думаю о том, что я - учительница из маленького районно­го городка - могу так близко видеть прези­дента, слушать его размышления о будущем образования. Что это? Подарок судьбы? Ре­зультат моего педагогического труда? И ког­да после своего выступления президент са­дится в зале почти в трех метрах от меня, в душе фонтан чувств и эмоций. …»

И подпись: «учительница начальных классов» такая-то.

Наверно, нет ничего удивительного в эйфории провинциальной учительницы, попавшей в возвышенную обстановку, в общество людей, мелькающих каждодневно на экране телевизора. Можно даже объяснить ее придыхания неординарными впечатлениями человека, воспитанного в советской среде почитания и зависимости от власти. Хотя лично у меня эти придыхания ничего кроме тошноты не вызывают. И это обожание власти эта учительница прививает малышам в классе. Да еще называет в конце своей заметки патриотизмом. В ее сознании это патриотизм и есть. Кто-то скажет, что такова провинция. Ничего подобного. Движение «Наши» формировалось и рождалось в первую в столице. И там лицемерия гораздо больше, чем у этой провинциальной учительницы.

Обращает на себя внимание другое. Ведь учительница привезла с собой из Петербурга не только свои личные ощущения. Она привезла атмосферу всероссийского форума учителей. Эту атмосферу советского образца партийного съезда целенаправленно создали его организаторы, чиновники от образования. Была бы другая атмосфера, деловая, доверительная, учительница и впечатления привезла бы другие. Думаю, и польза была иная, а не только призывы к учителям «активно включаться в различные мероприятия» и быть патриотами.